Роман Александра Стома "Рыжий Кот против фрау Босс,
или Сквозь мутные стекла времени"

*****************************************

*****************************************

ГЛАВА IV

Жуковская прошла вдоль ажурного забора городского сквера, свернула вправо и оказалась на улице Революции. Октябрь, теплая ясная погода, воскресенье. Это у нее первый выходной день после Указа о переходе на 8-часовой рабочий день и 7-дневную рабочую неделю. Зоя еще путается в днях недели: сегодня собиралась в школу. А трудящиеся Евпатории, как писала местная газета, с огромным удовлетворением встретили удлинение рабочей недели. Кстати, при той же мерзкой зарплате. Странный народ!

Проехала поливальная машина, прибила пыль, но запахло не свежестью, а конюшней: вода размочила навоз, забившийся в стыках между булыжниками. Она ускорила шаг, чтобы быстрее выйти к морю. Уже у самого входа в сквер ее окликнули по имени. Удивилась: в этой части города у нее не должно быть знакомых. То был прораб Корчак, строивший на аэродроме бензохранилище. Всего раз он заходил к ней в конторку, потом они, встречаясь, здоровались.

- Елена Александровна, хотите мороженого? - спросил прораб.

Он стоял возле тележки, в которой помещались два алюминиевых бачка, обложенных подтаявшим льдом. В одном было белое мороженое, в другом желтое, как лимон. Продавец уже взяла формочку в руки, чтобы отмерить порцию, но Жуковская, увидев на ней не совсем чистый фартук и грязь под ногтями, отказалась.

- Почему так? - удивился Корчак и, показывая ей свою порцию, укрытую по бокам двумя круглыми вафельными пластинками, сказал:

- Весьма съедобное творение рук человеческих.

- Извините, но… у меня что-то горло побаливает.

- Жаль, Елена Александровна, жаль, - сказал Корчак и тут же, спохватившись, спросил:

- Может, не откажетесь тогда теплого вина выпить?

- Вам, я вижу, товарищ Корчак, просто не терпится потратиться на меня. Позвольте поинтересоваться, чем это вызвано?

- Причина самая банальная, Елена Александровна. Вчера группа передовиков известного вам предприятия была награждена персональными денежными премиями. В их числе оказался и я. Вот ходил на почту, отправлял перевод семье, а на обратном пути тут и застрял. Незаметно уже третью порцию доедаю.

- Не боитесь заболеть?

- У меня глотка луженая - прорабская. Так пойдемте?

- И куда, позвольте спросить?

- Тут недалеко, на Пионерской, есть уютный погребок. Весьма хорошие вина, даже марочные есть.

- Кстати, как вас зовут? А то Корчак, Корчак… Неудобно как-то.

- Ничего, я привык. Вообще-то меня зовут Адам Алексеевич. Назван в честь польского поэта Адама Мицкевича.

- Так вот, Адам Алексеевич, я не пойду. Один раз из любопытства заглянула в «погребок» на Интернациональной, и чуть не задохнулась от винных паров, да и публика показалась мне не совсем трезвой.

- Пожалуй, вы правы, Елена Александровна. Уж извините, что сразу об этом не подумал. Правда, здесь, в Евпатории, выпить винца в подвале считается вполне приличным мероприятием. Любой приезжий, даже непьющий, не упустит случая опрокинуть там стаканчик крымского вина. Но коль так, есть другое предложение. Вон, через дорогу, ресторан «Крым», приглашаю туда.

Жуковская давно «отцепилась» бы от пожилого ловеласа, но он привлекал ее своей должностью. Вернее тем, что строил. И имя его она знала еще до этой встречи, только зачем показывать свою осведомленность? Практически, их никто не знакомил.

Ресторан «Крым», располагавшийся на первом этаже массивного трехэтажного здания, был почти пуст. Они заняли столик у окна. Не торопились: оба свободны от дел, а, главное, были интересны друг другу, хотя и по-разному. Корчака, как предполагала Жуковская, привлекала молодая заманчивая женщина. Ее же интерес мы уже знаем.

Сделали заказ, снова ждут. Разговор крутится вокруг погоды и местных красот, при этом выяснилось, что до сих пор они еще ног не замочили в так восхваляемом море. Посмеялись, и это несколько рассеяло напряжение, а когда принесли заказ и выпили по бокалу мускателя, вдруг «вспомнили», что работают на одном производстве, хоть и в разных цехах. Корчак назвал Мазура «правильным» мужиком, а предшественника Жуковской – тряпкой, от которого Мазур вполне обоснованно избавился. На ее вопрос, что он думает об их общем начальнике – Лухневе, Корчак рассыпался в комплиментах. Заметив скептический взгляд собеседницы, сказал:

- Вы зря улыбаетесь. Я знаю Николая Дмитриевича уже лет десять. Его прислали к нам в харьковский Военстрой простым инженером. Скоро он стал начальником строительства важного объекта. Когда его откомандировали в Караганду, рабочие буквально причитали: «Батька, на кого ты нас бросаешь?», а «батьке» в то время не было и тридцати. Когда его перевели в Евпаторию, я напросился с ним и не жалею.

- У него семья здесь?

Корчак бросил на нее внимательный взгляд, и она изготовилась услышать пошлый вопрос, но нет.

- Да. Николай Дмитриевич, не в пример мне, сдал квартиру в Харькове и обосновался с семьей в Евпатории. Он справедливый и требовательный руководитель.

Жуковская, чтобы подзадорить собеседника, спросила:

- Вам не кажется, Адам Алексеевич, что вы идеализируете Лухнева?

- Не кажется, уважаемая Елена Александровна.

- Тогда расскажите, за что он вам отбухал внеочередную премию?

Корчак с охотой завел рассказ о поисках внутренних резервов, о сокращении сроков строительства за счет передовых методов труда, и все в том же духе. Жуковская слушала его с показным вниманием. Наконец, он сам почувствовал, что «жует солому».

- Ну, все это преамбула. Главная же наша заслуга, Елена Александровна, в том, что мы выдали идею ложного бензохранилища и успешно ее осуществили. И, что важно, построили за счет внутренних резервов.

- И кого обманываем этой ложностью?

- Как кого? Возможного противника. Вы видели слева от вашего гаража списанные ржавые цистерны?

- Нет, не обратила внимание, - «поскромничала» Жуковская.

- Ну, не страшно. Мы предложили их поместить под землю, как в настоящем складе ГСМ, закрыли сверху бракованными бетонными плитами, присыпали землей, для вентиляции установили старые дефлекторы и готово. Начальство одобрило инициативу. Говорят, этот бензосклад вполне можно будет использовать для заправки автомобилей.

- Ничего не поняла. В чем же здесь хитрость?

- Хитростей несколько. Ну, например, - грунтовая дорога. Здесь подъехали, там отъехали. Все четко просматривается с воздуха. А возле секретного склада все забетонировано. Подъездные пути будут подметаться. А еще эти дефлекторы. На основном складе вентиляция отведена в сторону и замаскирована, с воздуха не увидишь, а на этом - прямо кричит: разбомби нас! Дефлекторы покрашены в зеленый цвет, но и дураку понятно, что трава в Крыму может быть не только зеленой, но и настолько высохшей, что от земли не отличишь.

- Вы не боитесь мне все это рассказывать? - спросила Жуковская.

- Вы же наш работник и давали подписку о неразглашении.

Не скрывая иронии, спросила:

- А вы разве не давали?

Корчак замкнулся. Бегающие глаза при окаменевшем лице говорили о растерянности. Не желая его «добивать», она успокоила:

- Вы правы, Адам Алексеевич, меня опасаться не следует.

Корчак помрачнел.

- Извините, Елена Александровна, меня такого-сякого позволил себе такую шикарную даму потчевать производственными проблемами.

- Остановитесь, Адам Алексеевич, ни слова больше! Вы не должны извиняться. Впервые встретились два сослуживца и, вполне естественно, разговор коснулся знакомой темы. Можно было бы, правда, поговорить о луне, но мы уже вышли из романтического возраста. И должна сказать, что вино, которое мы пили, было изумительным, а чебуреки – просто класс! Так что все восхитительно, Адам Алексеевич! Спасибо! Пора расходиться.

- Уже расстаемся? Может, в кино сходим?

Но Жуковская, сославшись на то, что ей еще нужно кой-куда зайти, отказалась.

В понедельник, выбрав удобную минуту, она доложила Мазуру о ложном бензохранилище.

- Что за чепуха? – удивился тот. – О какой ложности идет речь? Построили самое обычное бензохранилище для заправки автомобилей! Да, использовали старые цистерны, но они вполне пригодны для дальнейшей эксплуатации. И что из того? Кто тебе такое наплел?

Жуковская вынуждена была рассказать о встрече с Корчаком.

- Удивительно, - подытожил ее сообщение Мазур. – Если бы тебе такое рассказала бабушка с базара или юный пионер, – я бы только посмеялся, но эту ересь сообщил сам Корчак! Ведь он о строительстве на аэродроме знает в сто раз больше, чем мы с тобой!

Пока Мазур удивлялся, Жуковская вспомнила все подробности ее встречи с прорабом и сказала:

- А не преднамеренно ли всё это было подстроено? Но при этом: как Корчак мог знать, куда я держу путь?

- Ты откуда и куда шла?

- От театра. Там я купила себе и Зое билеты на «Хижину дяди Тома» (школьникам рекомендовали посмотреть эту пьесу) и бездумно направилась в сторону сквера.

- Вот тут и разгадка вашей «неожиданной» встречи! Ты шла по Дачной улице?

Евпаторийская библиотека

- Не знаю как она называется, но библиотека с куполом была у меня с левой руки, потом, помню, какая-то церковь.

- Все ясно. Если Корчак следил за тобой, то ему легко было просчитать твой дальнейший маршрут, обежать по другой улице и оказаться у входа в сквер. Вы же у входа встретились?

- Да, там стояла тележка с мороженым.

- А дальше все, как по нотам.

- Что интересно, Николай Иванович, я сначала хотела уйти, но потом решила все же послушать этого старого болтуна.

- Вот и послушала, - проговорил замедленно Мазур и добавил: - Обнадеживает лишь одно: Корчак и кто-то там за ним считают тебя набитой дурой. Не дергайся, в твоем положении это самая лучшая оценка. Сама подумай: вешать на уши такую развесистую клюкву могли только дуре. Если, конечно, сам рассказчик не дурак. На мой взгляд, то была профилактическая проверка.

В тот же день, другой участник обеда в ресторане докладывал начальнику Особого отдела УВСР, что проверка Жуковской на предмет принадлежности к вражеской разведке состоялась. Корчак подробно пересказал весь разговор, вспомнил как наблюдаемая вела себя за столом, как реагировала на сообщение о ложном бензохранилище.

- А как она ела чебуреки? – спросил особист.

- Как все, - удивился вопросу Корчак.

- А как все едят, ты знаешь? Вот ты как ел?

- Вилкой. Иногда помогал рукой.

- А она?

- Она? - переспросил Корчак и тут же вспомнил: - Она ела руками.

- Точно?

- Как божий день. Я еще подумал: с виду культурная женщина, а ест руками.

- Все правильно. А ты говоришь «как все», - заключил особист.

- Что правильно?

- Ела правильно. Значит она действительно крымская, а не залетная. Учти, деревня: рыбу, птицу и чебуреки культурные люди едят руками. Ну хорошо, а как твой подопечный себя ведет?

- Лухнев?

- У тебя разве есть кто-то другой?

- А что Лухнев? Он, как всегда, на высшем уровне. Зря вы его разрабатываете.

- Не твоего ума дело.

***

Жуковская не знала, что успешно прошла проверку. Иначе обрадовалась бы. А так ей было не до радости. На второй день после ресторанной встречи, а именно во вторник, произошло событие, которое могло стать роковым в ее нелегальной деятельности. Утро как утро. Она выдает новые путевки, принимает использованные, выслушивает претензии шоферов и вдруг над головой возглас:

- Гутен морген, фрау Елена!

Она невольно вздрогнула, возможно, побледнела. С трудом подняла глаза и увидела ухмыляющуюся морду водителя Пахомова.

- Что за шуточки? – едва разлепив губы, спросила она.

- А чё это вы испугались, глазками заморгали?

- С чего бы мне пугаться? - возразила она. - Просто противно, что к советской женщине обращаются с чуждыми для нее словами.

- Ну уж не скажите, Елена Александровна, - не согласился Пахомов. – У нас с Германией договор, получаем от них машины, а вы говорите они нам чуждые? А потом у меня жена по матери немка. Я ее тоже иногда называю фрау, и она не обижается.

- Вот жену и называйте, если вам хочется, а меня не смейте!

- Хорошо, товарищ Жуковская, - легко согласился Пахомов, - было бы сказано, забыть не долго.

- Я вам забуду, - пригрозила диспетчер.

- А что вы мне сделаете? – удивился водитель. – Своему Мазуру нажалуетесь?

Жуковская не успела ответить. В разговор вмешался Кузнецов:

- Прикуси язык, Гришка, чё привязался к женщине? Оскорбил, да еще куражишься!

- А ты, бабий защитник, заткнись, тебя не трогают, ты и не подмахивай.

В контору вошел начальник.

- Что за шум, а драки нету? – спросил он, и уже на пороге своего кабинета сказал диспетчеру:

- Как освободишься, зайдешь.

Работая, Жуковская слышала, как Пахомов кому-то говорил:

- Я этих немок терпеть не могу. Каких, каких? Да вот жену свою хотя бы. Чистюля до тошноты. Там не стань, здесь не сядь. Все воспитывает. Я ей как-то из командировки письмо послал, так до сих пор жалею. Каждую буквочку проверила, а потом, как приехал, прямо с порога лекцию прочла о правилах правописания. Вот такие они, немки, въедливые. Копия наша Ленка.

Еще час проработала Жуковская под гнетом неприятного эпизода. Что только не передумала. Поэтому, когда направилась к начальнику, у нее было что предложить ему. Выслушав её, Мазур задумался. Елена не стала дожидаться его резюме.

- Пахомова нужно убирать отсюда, - сказала она решительно.

Начальник вскинул голову и посмотрел на нее.

- Так уж и убирать? - удивился он. - Водители, особенно хорошие, на дороге не валяются.

- С каких это пор благополучие советского автопрома интересует бравого ротмистра больше чем судьба агента Абвера? - спросила она язвительным шепотом.

- Ты думаешь, все это серьезно? – поинтересовался Мазур.

- А вы посмотрите, как точно, хоть и подсознательно, Пахомов нашел во мне признаки немецкой женщины. Вы можете предсказать, что дальше ему придет в голову, если он будет продолжать свои экзерсисы?

- Я уже просил тебя, Елена, не бросаться иностранными словечками. В нашем советском обществе это привилегия высоколобых, к которым, как ты понимаешь, мы не относимся. Но вся беда в том, что в гараже опытнее водителя, чем Пахомов, нет. У него нет замечаний по работе, не говоря уже об авариях. На каком основании мы его уволим?

- Ну это уже ваша забота, дорогой начальник. Останется Пахомов, придется освобождаться от меня, переводом куда-то подальше от этого психоаналитика.

- Вот ты опять, - заметил Мазур, - и откуда у тебя берутся такие словечки?

- Все оттуда же. Так что будем делать? Не забывайте и другое, товарищ начальник: он видел меня испуганной. Не возмущенной, а именно испуганной. Для него не составит труда протянуть цепочку дальше и ухватиться за последнее звено. Вам это надо?

- Нет, конечно. Но давай на это дело посмотрим с другой стороны.

С этими словами Мазур достал из ящика стола газеты.

- Вот тут я сберег несколько газеток. Теперь смотри, – он ткнул пальцем в снимок, – видишь: председатель совнаркома товарищ Молотов подписывает договор с Германией о ненападении. А за ним стоят, словно голубки, Сталин и Риббентроп. Тебе это о чем-либо говорит.

- Говорит. Германская дипломатия одержала очередную победу.

- Все это так, - согласился Мазур, - но не вся. Смотри.

Он показывает другую газету.

- Читай тут. Так говорил Сталин еще в августе, на банкете во время первого визита Риббентропа: «Я знаю, как немецкий народ любит фюрера. Поэтому я хочу выпить за его здоровье». Неужели после таких добрых официальных знаков внимания к германским вождям мы не можем позволить себе безобидные вольности на бытовом уровне?

- Как вы не поймете!? – истерично выкрикнула Жуковская. – Он видел меня испуганной!

Недовольно нахмурившись, Мазур ответил:

- Какой ни была бы обстановка, истерика нам не поможет. Согласен, нужно думать, как избавиться от Пахомова.

Прошло еще несколько дней напряженной работы. Пахомов больше не называл Жуковскую «фрау», но, как ей казалось, присматривался к ней все пристальнее. Когда Пахомов был в конторке, она чувствовала себя голой за стеклом. Ее угнетало, что Мазур за все эти дни ни разу не заговорил о Пахомове. Ей казалось, что, отдав себя целиком решению текущих вопросов, начальник забыл о главном – ее безопасности.

Вечером, незадолго до окончания работы, Жуковская обратила внимание на то, что Смолин ходит по гаражу «кругами». Так ведет себя человек, который не знает, чем себя занять, но и место, где находится, не может покинуть. Заметив это, она, отступя от обычного скрупулезного выявления шоферских хитростей, без волокиты приняла у них документы, и конторка опустела. Мазур был в это время на вечерней планерке.

Смолин прошмыгнул в комнату и прикрыл за собой дверь. Так он делал всякий раз, когда собирался сообщить ей очередную сплетню. Чаще всего она уже знала о том, что он говорил, но все равно благодарила, а иногда и поощряла какой-нибудь безделицей в виде жмени болтов с гайками или нескольких литров бензина, которым заблаговременно запасалась.

- Ну, что у вас на сей раз, Григорий Матвеевич? – спросила она как можно приветливее.

Шофер поправил свою замасленную кепку, оглянулся на дверь и только после этого заговорщицки сказал:

- Сегодня после обеда из-за вас подрались Пахомов и Кузнецов.

Смолин, видимо, ждал вспышки восторга со стороны обожаемой им Елены Александровны, но ошибся. Лицо женщины помрачнело. Наконец, собравшись с мыслями, она спросила:

- Чего это вы решили, что из-за меня?

- Да о вас разговор был. Так Кузнецов назвал Пахомова белогвардейской сволочью, а тот его вашим любовником.

- И из-за этого завелись? – удивилась Жуковская.

- Из-за этого, - неуверенно подтвердил Смолин. - Но если точнее… - и он смущенно замолчал.

- Ну, а если точнее?

- Только не обижайтесь, Елена Александровна.

- Давайте, давайте, Григорий Матвеевич, чего уж там. Мы же свои люди.

- Он назвал Кузнецова «немецкой подстилкой».

Всего могла ожидать Жуковская, но такого. Впрочем….

- Выходит, Кузнецов - любовник его жены-немки?

- Да нет, Елена Александровна, - досадливо возразил Смолин, - он вас имел в виду!

- Почему вы так решили?

- Так он вас «нашей немкой» и продолжает звать.

- Ну, это вообще ни в какие ворота не лезет.

- Та и мы все так думаем, а он, гад…

- Ладно, не будем вдаваться в подробности, - остановила его Жуковская. - Давайте поговорим о другом.

Она еще не знала, о чем можно говорить с этим человеком, но не отпускать же его с мыслью, что она согласилась с «немецкой подстилкой». Наконец, в ее расхристанных мозгах родился вопрос:

- Скажите, Григорий Матвеевич, а почему Кузнецов назвал Пахомова, как там вы сказали - «белогвардейской сволочью»?

- А вы не знаете? Так Пахомов, когда тут был Врангель, служил белым здесь же на аэродроме водителем. А до этого и немцам успел послужить.

- Интересно, - задумалась Жуковская и тут же предложила: – Если у вас это всё, можете взять в шкафу бальзанку авиационного бензина. Только посуду потом вернете.

- Вот спасибо, Елена Александровна! На Б-80 мой мотор, как зверь, работает!

- Не увлекайтесь, Смолин, не забывайте, что у вас зрение не как у зверя.

Смолин ушел, а она решила подождать Мазура, который должен прийти с минуты на минуту. Было время подумать. Она не ошибалась: Пахомов следит за нею и по-прежнему ассоциирует ее с немкой. Что касается любовной связи, то здесь он явно поспешил. Между нею и Кузнецовым, как ей казалось, только намечалась взаимная симпатия. Но и этого Пахомову было достаточно, чтобы обозвать Кузнецова «немецкой подстилкой». Не «ленкиной», а именно «немецкой»! Вот где угроза!

Может дойти до того, что, с легкой руки Пахомова, ей присвоят кличку «Немка» или «Фрау» - тогда пиши пропало. Органы не преминут заинтересоваться, почему по паспорту исконно русскую женщину прозвали «Немкой»? Народ редко ошибается. Начнут копать и докопаются! Эх, ротмистр, неужели ты этого не понимаешь?

Послышались шаги, и дверь открылась.

- Ты еще здесь? – удивился начальник.

- Как видите. Такая уж я усердная.

- Ты иди, Елена, сегодня разговоров не будет, голова трещит. Вот зашел за папиросами.

- Нет, Николай Иванович, у меня голова трещит не меньше вашей, но я терпеливо жду и, в конце концов, настаиваю на серьезном разговоре.

- Что-нибудь случилось?

- Случилось, Николай Иванович.

- Тогда дверь на ключ и в кабинет.

Как только вошла, Мазур показал на флягу:

- У меня тут спиртику немного завалялось. Хлебнешь?

- Сейчас вам будет не до спиртика, - садясь, ответила Жуковская.

- Так на самом деле что-то случилось?

Передав суть разговора со Смолиным, Жуковская решительно сказала:

- Мы отсюда не выйдем, Николай Иванович, пока не решим, как избавиться от Пахомова. Вы видите, в каком направлении у него мозги работают?

- Толку с того, что я вижу. Его на днях в партию приняли. Начальник беспартийный, а подчиненный партиец! Теперь к нему на паршивой козе не подъедешь.

- А как посмотреть на то, что он здесь же на аэродроме служил у белых?

- Насколько я знаю, этот вопрос изучали, когда брали его сюда на работу. Он отрицает, да и свидетелей нет. Беляков, оставшихся в живых после гражданской, выбили еще при товарище Бела Куне. Трудовую книжку, сама понимаешь, в то время не выдавали. Решили, что всё это сплетни.

- Но сплетни так долго не живут.

- Вот и спросила бы у Кузнецова. У тебя, я знаю, с ним добрые отношения…

- Много вы знаете!

- Да вот и Пахомов соврать не даёт, - улыбнулся Мазур.

- Прекратите издеваться, Николай Иванович, а то я сейчас же расплачусь.

- Этого нам только и не хватало. Так поговоришь?

- Лучше вам это сделать.

- Я, Лена, как лицо официальное, сплетнями не могу заниматься.

- Хороши сплетни!

- Пока не доказано обратное, так и будет. А тебе и карты в руки. Спроси: откуда у него есть основания называть честного партийца белогвардейской сволочью? Объясни, что за это могут не только морду набить, но и на Колыму сослать. Сделай так, будто волнуешься за него самого.

- Хорошо, я так и сделаю. Но скажите, Николай Иванович, что слышно с вашим отзывом?

- Как раз на этом совещании Лухнев объявил, что пришел приказ о переводе меня в Харьков. Там предстоит возглавить автоколонну. Должен уехать, как только найдут замену.

- Так и уедете?

- Уеду, но не в Харьков.

- И вместо вас назначат Пахомова?

- Все может быть.

- И вы так спокойно об этом говорите?

- У нас в запасе пара недель. Поговори с Кузнецовым.

ГЛАВА V

Легко сказать «поговори с Кузнецовым». Он не Смолин, которого помани, как собачку, - сразу придет. Кузнецов с характером. А после того, как его обозвали «немецкой подстилкой», вообще стал неуправляемым. Дерзит, демонстративно избегает подолгу находиться с ней рядом. Даже путевки за них двоих стал закрывать его напарник, Шуткин. Жуковская призналась Мазуру в своем бессилии: не идет Кузнецов на контакт, помогите.

- В какой он смене? – спросил начальник.

- В вечерней.

- Вот и хорошо. После пяти с ним и поговоришь.

- Вы уверены?

- Чтобы сговорчивее был, придется потрепать и себе, и ему нервы.

Так и получилось. Елена услышала гневный голос своего начальника, доносившийся с места стоянки автомашин. Шофера, которые были в конторке, примолкли. Кто-то сказал:

- Разошелся командир.

Возле Жуковской остались лишь те, кому крайне нужно было. Другие ушли, чтобы невзначай не попасть начальнику под горячую руку. Мимо нее в кабинет прошел Мазур, за ним понурый Кузнецов. Елена выставила за дверь последнего шофера и стала прислушиваться.

- Кто из вас спидометр подкручивал, я еще разберусь, - говорил Мазур, - а пока сиди здесь и жди! Я скоро вернусь.

Начальник, проходя мимо нее, сказал шепотом:

- Иди.

Кузнецов встретил ее настороженным взглядом. Что еще эта тетка приготовила на его голову?

- Успокойся, Миша, - сказала Жуковская, - наш разговор о другом.

- О чем о другом? – раздраженно спросил тот.

- О Пахомове. Меня не интересует, что между вами случилось, какая кошка пробежала, мне нужно знать, почему ты обозвал его «белогвардейской сволочью»?

- Он и есть сволочь!

- Допускаю, но почему белогвардейская?

- Потому что работал на них тут на аэродроме.

- Что делал?

- Шоферил, как и сейчас. Еще и в партию пробрался, гад.

- Скажи, Миша, у тебя есть подтверждение этому обвинению?

Парень сразу же сник.

- Было, сейчас нет.

- И куда это доказательство делось?

- Никуда не делось, просто его сейчас нет.

- Ты не находишь это утверждение странным?

- Ничего странного. Просто свидетелем был мой дед.

- Он умер?

- Живой, только с памяти свихнулся.

- Его лечили?

- Лечили пока Моисей Абрамович был жив. Он врач и дедов старый друг. Тогда дед что-то еще мог сказать вразумительного, а сейчас совсем скис. Ничем не интересуется, только ест и спит.

- А если найти хорошего врача, как ты думаешь, сможет поправиться?

- Откуда мне знать? А потом, известно, как у нас лечат.

- Ясно, - сказала Жуковская задумчиво. И всё же, постараемся помочь твоему деду.

- Зачем это вам? – удивился Кузнецов.

- А затем, что нужен свидетель, который бы мог разоблачить белогвардейца, влезшего в партию с черного хода. Скажи, почему дед раньше это не сделал?

- Боялся. У него, как я думаю, у самого рыльце в пушку.

- А сейчас не побоится?

- Сейчас он уже ничего не боится.

- Ну, тогда все, Миша, иди, работай.

- Николай Иванович велел ждать.

- Я отпускаю. Иди.

Кузнецов ушел, а Жуковская достала из канцелярского шкафа флягу и отхлебнула содержимого. Закашлялась. Запила водой из графина. Повторила. После этого прилегла на диван и стала ждать начальника.

***

Местный врач, на которого Мазур вышел, осмотрел больного и категорически отказался везти его в больницу – может умереть по дороге. Да и смысла нет: в условиях уездного города аменция (безумие - М.Б.) не лечится. Перед Мазуром стал вопрос: что делать? Отложить отъезд в Германию он не может. Приказ Розенберга не отменишь. Оставить Жуковскую под прямой угрозой разоблачения? Тупик?

Кузнецов, заступая во вторую смену, подошел к Жуковской и, улучив момент, сказал:

- Не торопитесь сегодня уходить. Дождитесь меня.

- Хорошо, – ответила та, и сердце радостно забилось.

Только поздно вечером, когда уже устала ждать, он приехал. Вынул из-за пазухи ученическую тетрадь. На серой обложке был изображен легендарный князь Олег. Он наступил на череп коня, из которого выползает змея. Хорошее начало.

- Это намек? – спросила, шутя, Жуковская, тыча пальцем в змею.

- Какой там намек!? – не понял Кузнецов. – Нате, читайте!

Она открыла тетрадь. На первой странице увидела: «Читать только после моей смерти». Все листы тетради были зажаты двумя ржавыми скрепками. Она посмотрела вопросительно на водителя.

- Это исповедь моего деда.

- Он умер?

- Еще живой. Я сегодня помогал матери перестилать ему постель и нашел эту тетрадь под матрацем. Не будем ждать, когда умрет. Так что читайте.

- Позволь, я дома познакомлюсь с нею, а то у меня дочь еще не кормлена.

- Как хотите, - ответил Кузнецов и, не прощаясь, пошел на выход.

Она слышала, как завелся двигатель и машина выехала из гаража. Мог бы подвезти, подумала, вкладывая тетрадь в карман пальто.

По приходу домой, Елена сразу же взялась готовить еду на следующий день. Зоя, уткнувшись в тетрадь, что-то старательно писала. Мать подошла к ней и увидела, что та занята математикой. Повезло ей с дочерью. Других детей не усадишь за уроки, а она, пока не выполнит задание, из-за стола не встанет. Мать, положив ей руку на голову, спросила:

- Кушать хочешь?

- Я сыта, - ответила дочь, - не мешай мне, пожалуйста.

- Целый день не виделись, неужели не соскучилась по маме?

- Не только день, но и вечер, - уточнила Зоя. – Уже спать пора, а тебя все нет!

- Работа такая, доченька. Ты же хотела в город?

- Хотела, а сейчас перехотела. Лучше бы остались. Там ты всегда была дома.

- Ты права, но зато у тебя сейчас есть где погулять.

- Да с нашей школой здорово не разгуляешься. Столько уроков задают! Да и с кем гулять? Девчонки – сплошные сплетницы, мальчишек никак не поделят. А ты бы видела, как пацаны дерутся между собой! Какой-то парень из города провожал нашу девчонку домой, Так ему все бока обломали. Слободские городских терпеть не могут.

- Что за дикость? – удивилась мать.

- Вот так-то, мамочка, ты днями-вечерами на работе и не знаешь, с какими дикарями должна общаться твоя дочь.

- Будь осторожна, Зоя, не связывайся ни с кем. Если что, пожалуйся Колпику, он поможет.

- Знаю. Дядя Миша уже наводил порядок на нашей улице.

- Вот и хорошо. Ну, занимайся, а то я заговорила тебя.

Уже поздней ночью Жуковская нашла время открыть тетрадь с записями старика Кузнецова. Первые страницы, где он писал о родителях и о себе маленьком, перевернула, не читая. Еще перевернула. Взор остановился на словах: «После ранения меня, летчика-наблюдателя с боевым опытом, направили в Киев инструктором в военную школу. Только успел познакомиться с людьми, как нас передислоцировали в Крым, в Евпаторию. В начале сентября 1917 года начали работу уже на евпаторийском аэродроме. Нас, офицеров, в школе было полторы сотни, а солдат и курсантов с полтыщи. Летали на самолетах «Ваузен», «Ньюпор» и других. Потом случился октябрьский переворот. Среди офицеров растерянность, солдат же большевики взяли под свой контроль. Среди них самым горластым был моторист Васька Матвеев. Мне с моим мотористом, Гришкой Пахомовым, будто бы повезло. Он сторонился этих крикунов. Да и техник он был классный, не чета горлодралу Матвееву. Мой Гришка не только аэроплан хорошо знал, но и на автомобилях мог ездить. Скоро я разобрался в обстановке: за кого бы я ни стоял, все равно для кого-то врагом останусь. Снял погоны и, выдавая себя за рядового, пошел искать работу. Только в местной тюрьме нашлось место: предложили стать надзирателем. Я решил, что тюрьмы любой власти нужны, и оказался прав. Главное, я, по должности, не подлежал мобилизации ни в чью армию. В городе менялась власть, а я всем был угоден. Потому угоден, что ни на кого не кричал и не зверствовал. Не помню уже при какой власти, только перевели меня в Симферополь. Там я стал уже старшим надзирателем.

Вот пришел 1919 год. В Крыму власть белых. Тюрьма переполнена. Одних приводят, других уводят. Иногда прямо в камерах расстреливают. Тогда приходилось не только трупы утаскивать, но и беспорядки усмирять, а тут, как известно, одними уговорами не обойдешься. Только я, на правах старшего, лично в экзекуциях не участвовал. Говорил начальству, что расстреливать в камерах негоже. Только не слушали меня.

Наступил март месяц. Вижу, забегало начальство. Прислушиваюсь: по какому-то случаю в Евпатории состоялся офицерский бал, и на нем, нашли место, приняли решение расправиться с местными большевиками. К тому времени многие из них сидели уже в Симферополе, в нашей тюрьме. К вечеру, не помню какого дня, заехал во двор тюрьмы грузовик в сопровождении нескольких всадников. Среди приехавших пьяных офицеров была и одна женщина. Ей-то что здесь надо? Вскоре понял. Она знала в лицо многих евпаторийских революционеров. Стали беляки ходить по камерам и, по ее указке, вязать и выталкивать заключенных во двор. Всего я насчитал девятнадцать человек. Среди них были женщины из семьи Немичей. В эту группу попал и Матвеев Васька. Только хотел позлорадствовать, мол, нечего было горлопанить, как возле машины увидел своего моториста – Гришку Пахомова. Это он был шофером машины, в кузов которой заталкивали смертников. Эх, Гришка, Гришка, подумал я, как это тебя угораздило попасть в одну компанию с палачами?».

Дальше Жуковская не стала читать. Все ясно: Пахомов - не жилец на этом свете. Теперь вопрос: как доставить эту тетрадь в загребущие руки НКВД? Кузнецов может заартачиться. С этой мыслью уснула.

Мазур прочел выделенный Жуковской отрывок из тетради деда Кузнецова и крякнул.

- Что скажете? - нетерпеливо спросила Жуковская.

- Скажу, что это бомба! Теперь вопрос: как ее доставить по назначению?

- Вот и думайте.

- Сама отказываешься думать?

- Думала, да толку мало.

- С Кузнецовым сможешь договориться, чтобы эту тетрадь не возвращать?

- Может заартачиться, - предположила Жуковская. – Давайте поставим его перед фактом.

- Не советую по пустякам обострять отношения.

- Хорошие пустяки. Вы меня удивляете.

- Это не тот случай, Елена, когда нужно лезть напролом. Будем договариваться.

- И это предстоит мне?

- А кому ещё? Конечно, тебе. Напугай его тем, что иначе после меня начальником назначат Пахомова. Думаю, сработает.

- А как на самом деле?

- Пока решения нет, но чем черт не шутит. Тетрадь не отдавай, постарайся придержать. Откажется, будем думать.

***

Жуковская не мешала Кузнецову думать над ее предложением.

- Что вы будете с ней делать? – спросил он, явно не приняв еще решения.

- Пока не знаю, но, как говорят, зло должно быть наказано.

- Я бы не хотел связываться с органами.

- Вам это не предстоит. Если кем и заинтересуются, так вашим дедом, но, как я поняла, с него взятки гладки.

- Это так, но Пахомову не поздоровится.

- Вам его жалко стало?

- Не в этом дело. Одно дело поругаться, а другое - сдать.

- А как же советский патриотизм? И потом, вы никого не сдаете. Как тетрадь деда попала в чужие руки, вы не знаете, в органы ее не передавали. Да и вообще не знали о ее существовании.

- Если и это вас не убедило, - продолжала Жуковская, - открою вам небольшой секрет. Скоро Николай Иванович нас покинет. Его переводят в Харьков.

- Мы это знаем.

- А знаете, кто вместо Николая Ивановича?

- Что, уже назначили?

- Назначили, - соврала Жуковская, - им будет Пахомов!

- Вот это номер! – изумился Кузнецов. – Не зря гад в партию пробирался.

- Ну, что?

- Согласен, но так, чтобы моё имя нигде не значилось.

- На том и порешили.

Мазур сказал, что поручит это дело Колпику, добавив при этом, что уже на текущей неделе покинет Евпаторию. Жуковская всполошилась:

- Так и уедете, оставив все на Колпика?

- Во-первых, Колпик будет знать, что делать, и сделает. Во-вторых, он полностью переходит в твое распоряжение. Я строго обязал его подчиняться тебе во всем. Малейшая твоя жалоба повлечет за собой самое суровое наказание.

***

В четверг Мазур приказал собрать коллектив для важного сообщения. Погода позволяла сделать это во дворе гаража. Привычно вынесли из конторки стол диспетчера, покрыли кумачовым ситцем, посередине водрузили графин с водой, вынеся его из кабинета начальника.

В назначенное время, в сопровождении Мазура, пришли заместитель начальника УВСР тов. Третьяков и начальник отдела кадров. Они не часто здесь бывали, поэтому шофера сообразили, что будет что-то необычное. Отдел кадров положил на стол картонную папку для бумаг и отошел в сторону. Третьяков обратился к народу с сообщением: руководство управления высоко ценит самоотверженный труд работников гаража под руководством уважаемого товарища Мазура, но жизнь не стоит на месте. Свою речь он закончил словам:

- Товарищи, мы собрались здесь для того, чтобы проводить Николая Ивановича к новому месту службы и пожелать ему успехов на новом жизненном поприще (аплодисменты).

Мазур был награжден почетной грамотой и денежной премией.

Затем было объявлено имя нового начальника гаража: Григорий Павлович Пахомов. По просьбе заместителя начальника УВСР, новый руководитель гаража вышел из толпы и стал возле стола. В предоставленном ему слове Пахомов сказал, что дружный коллектив водителей приложит все усилия, чтобы еще лучше выполнять задания, напрямую связанные с укреплением обороноспособности любимой Родины. Эти общие, приевшиеся всем фразы не вызвали энтузиазма и, не дослушав, люди начали молча расходиться.

От самовольства их не остановил Мазур (он уже не начальник), не остановил Пахомов (всё равно не послушают). Третьяков, наблюдая, как «дружный коллектив» покидает собрание, подумал, что с Пахомовым явно поспешили.

***

Уже неделю Пахомов начальник гаража. У него хватило ума не уподобиться «новой метле» - все шло своим чередом. Даже Жуковская не почувствовала каких-либо изменений. Единственно, она стала гораздо реже бывать в кабинете. Даже больше: если Пахомову было что-то непонятно в документах, он не кричал: «Елена Александровна, зайди», как это делал Мазур, а выходил в конторку и задавал вопрос. В роли начальника Пахомов стал более серьезным, не допускал скользких шуточек, с шоферами не панибратствовал. Зарвавшихся коллег так умело ставил на место, что никто не мог обвинить его в зазнайстве.

Она стала подумывать: не придержать ли ту тетрадь на случай, если понадобится его урезонить? Но на ее вопрос, Колпик заговорщицки прошептал: «Она уже там». С этой минуты Жуковская с интересом ждала, когда за Пахомовым «придут».

И вот в конторку вместе с Пахомовым вошел милиционер. Судя по неопрятной шинели и галошам на сапогах, он был в невысоких чинах. Ей вспомнились откормленные, несмотря на голодное время, шуцманы, их подтянутость. Подумалось: какая власть, таковы и защитники ее.

- Проходите сюда, - сказал Пахомов милиционеру, открывая дверь в кабинет.

- Спасибо, товарищ Пахомов, - поблагодарил тот. - Но вы останьтесь в конторе и сделайте так, чтобы нам не мешали, а мы с гражданкой Жуковской побеседуем.

- Прошу, - обратился он к ней и вошел в кабинет.

Вот как, подумала она, Пахомов в «товарищах» ходит, а она в «гражданках». Значит, не за ним пришли. Тогда за кем? Не за ней ли? Чтобы собраться с мыслями, стала наводить порядок на своем столе, только после этого проследовала в кабинет. Милиционер терпеливо ждал за столом начальника. Перед ним лежала записная книжка в картонном переплете и химический карандаш.

- Меня зовут Даниил Саркисович. Фамилия Оганесян, - представился он. - Мы будем беседовать о вашем бывшем начальнике – Мазуре Николае Ивановиче. Как давно вы его знаете?

Жуковская, преодолевая невольное волнение, ответила:

- С 1940 года.

- Как познакомились?

- Я впервые увидела Николая Ивановича в этом кабинете. Он принимал меня на работу. Это было в апреле.

- Какого года?

- Этого же, сорокового.

- Таким образом, вы знакомы уже восемь месяцев. Ну, что ж, срок достаточный, чтобы узнать человека. Каким он вам показался?

- Я могу узнать, чем вызваны эти вопросы?

- Запомните, гражданка, вопросы задаю я! Так каким он вам показался?

Откровенное высокомерие возмутило Жуковскую, она невольно вспыхнула, но сдержалась. Начала рассказывать, стараясь не перехвалить бывшего начальника. Обрисовала таким, «каким он ей показался». Милиционер делал короткие записи в своей книжке.

- Перед отъездом, он не делился с вами планами на будущее?

- Мы были не так близки, чтобы делать это.

- А вот люди говорят, что у вас были с ним очень хорошие отношения.

«Люди» - это определенно тайные осведомители. Знать бы, кто они.

- У меня со всеми хорошие отношения.

- Не выкручивайтесь! - в голосе милиционера послышался металл. - Вы были любовниками?

- Вы можете назвать человека, который стоял бы у нас в ногах со свечкой в руках?

- Замолчать! Вопросы задаю я! Так были?

- Не были!

- Он не говорил, где будет жить в Харькове?

- Я уже сказала, что своими планами он со мной не делился.

- Кто из шоферов мог знать о его планах?

- Я таких не знаю.

- У него с собой было много денег?

- Вы меня удивляете, Даниил… Саркисович. Если я не знала о его планах, как я могла что-либо знать о его деньгах?

- Ладно, пока все. Пусть Григорий Павлович зайдет.

Оставшись одна, Жуковская имела возможность обдумать состоявшийся разговор. Милиция ищет пропавшего Мазура. Сердце радостно забилось: ротмистр благополучно покинул Советский Союз. И то, что этим делом занимается милиция, а не госбезопасность – вдвойне хорошо: власти считают Мазура жертвой, а не преступником, нелегально покинувшим пределы СССР. Счастливый отъезд Мазура вдохнул уверенность, что и дальше будет все хорошо.

***

Перед самым Новым годом, а именно 30 декабря, Пахомов не вышел на работу. Может, заболел? На другой день послали Смолина узнать. Вернулся мрачный. Что там? Не знаю, отвечает. Самого Пахомова дома нет, а жена с детьми ревмя ревут. Знакомая картина: загребли начальника. В этот раз торжественные проводы Старого года и встреча Нового в гараже не состоялись.

ГЛАВА VI

Есть в Евпатории неприметная улочка, названная именем Льва Толстого. Начало ей положили евреи-переселенцы в 30-х годах, застроив небольшими одноэтажными домами. Тогда она была крайней между городом и ж/д вокзалом, который вообще стоял в степи.

Хозяином одного из домов был Наум Постин, завхоз трикотажной фабрики. Вот у него-то и снимал комнату прораб УВСР Адам Корчак. Сдача комнаты и постирушки, которые ему делала жена Наума Ида, приносили небогатой семье Постиных, так им нужный, дополнительный доход.

Оба мужчины были много заняты на своих работах, но при встречах в дни отдыха им было о чем поговорить. Так и в этот Новый1941 год, когда после 12 часов Ида с детьми пошла спать, выпив еще, они начали обсуждать слухи о близкой войне с Германией. Зацепились и за толки о расплодившихся везде и всюду врагах народа. Как ни расправляются с ними органы, их меньше не становится. Дела же, как ни странно, по-прежнему идут неважно. К примеру, кого только не пересажали на трикотажной фабрике, а государственный план как буксовал, так и буксует.

- Может, не тех сажали? – предположил Корчак.

- Да, вроде, тех, - возразил Постин. – Главный экономист, например, так напланировал план прошлого года, что едва 50 процентов вытянули. А то и прораба посадили. Знаешь того за что? Построил под детский сад трехэтажный дом, а его возьми и перекоси.

- Кого «перекоси»?

- Тот дом.

- Ну, тут еще нужно разобраться, может, проектировщики что-то напутали.

- Разбирались, говорят, прораб и виноват.

- Виноват, так пусть и сидит, - не возразил Корчак и добавил: - А у нас на днях начальника гаража посадили.

- А его-то за что?

- Кто знает? Партиец, только начал работать, а его цап и в клетку.

- Может, приписками занимался?

- Да когда б успел? Я ж говорю: только начал работать.

- Тогда за прошлое. А кем он был раньше?

- Простым шофером, с церковно-приходским образованием! Его и в партию приняли, чтобы авторитет среди шоферов поднять.

- У вас что, более грамотного не нашлось?

- Где их теперь взять? Грамотные на Колыме, здесь одно быдло осталось! – в сердцах сказал Корчак и притух, как свеча от нехватки кислорода.

Хозяин понял: сболтнул лишнее человек. Желая успокоить, сказал:

- Всё между нами, Адам Алексеевич, не волнуйся.

- Ну и ладно, - утешился тот, - давай за это и выпьем.

Выпили, беседуют, а Постина мысль гложет. Где-то на приличном предприятии не могут найти грамотного завгара, а он с дипломом автотехника прозябает на должности завхоза: работа не по специальности, оклад – кот наплакал. Видимо, Корчака ему сам бог послал. С надеждой на удачу, сообщил:

- А ты знаешь, Адам Алексеевич, у меня за плечами автотранспортный техникум.

- Вот это новость! – удивился Корчак. – Ты не шутишь?

- Показать корочки?

- Ладно, обойдется, не отдел кадров. Так чего это ты завхозом пристроился? Или тебе деньги не нужны?

- Нужны, конечно, но завгаром не смог устроиться.

- Пошел бы водителем, все больше получал бы, а то, я вижу, Ида над каждой копейкой трусится. Ведь у тебя дети.

- Это так, - не возражал Постин, - но я попробовал быть водителем, но скоро понял, что это не для меня.

- Тысячи людей работают шоферами и ничего.

- Может, смеяться будешь…, но всё равно скажу. Не хочу быть убийцей.

Заметив, как квартирант удивленно вскинул брови, пояснил:

- Согласись, что на машине шофер в любой момент может стать убийцей. Невольным, но убийцей.

- Согласен, может. Но чего ты решил, что именно тебе предстоит наехать на человека?

- Как ни крути, Адам Алексеевич, а это может случиться с любым. Никто не застрахован, - грустно проговорил Постин и, помолчав, продолжил: – Подумай сам: под лошадь сколько зевак попадает, а она, хорошо, если километров 25 в час делает, а на машине все 60 выжимают. Ахнуть не успеешь, как под колесами у тебя уже кто-то корчится. Вот и суши, Наум, сухари.

Корчак некоторое время молча размышлял, потом спросил:

- Пошел бы к нам начальником гаража?

Наум Моисеевич, еще не веря своим ушам, спросил:

- Это предложение?

- Не совсем, - с заметной запинкой ответил Корчак. - Сам понимаешь, мое дело – бетон, кирпичи, а кадрами начальник управления распоряжается. Но, если буду иметь твое согласие, то, при случае, предложу твою кандидатуру. Так как?

- Согласен, - промямлил Постин, боясь сорваться на восторженный тон.

***

Во вторник последней недели января Жуковскую вызвали в отдел кадров и предложили познакомиться с вновь назначенным начальником гаража – Постиным Наумом Моисеевичем. Из-за стола для посетителей встал невысокий худощавый человек с рыжеватым ежиком на голове. Она никогда не отнесла бы его к евреям, если бы не имя. Возможно, только грустный внимательный взгляд роднил его с известным ей Шпектом. Пожав протянутую руку, почувствовала твердость ладони. У Шпекта она была вялой.

- Значит, Пахомова можно не ждать? – спросила у кадровика.

- Неужели еще ждали? – удивился тот.

- Не я, шофера, с которыми он не один год проработал.

- Напомните им, что оттуда скоро не возвращаются.

- Думаю, это лишнее, а вот собрать людей и представить нового начальника не помешало бы.

- Сами и соберитесь, - предложил кадровик. – Вот копия приказа о назначении.

К гаражу шли молча. Опять придется работать под началом еврея. Зачем ей такие испытания? С тоской вспомнила о Пахомове и подумала, что, избавившись от него, допустила ошибку

***

Новый начальник сразу «взял быка за рога». Было видно, что человек истосковался по настоящей работе. Лично осмотрел каждую машину, поднимал капотные шторки и, вслушиваясь в работу мотора, что-то чиркал в блокноте. На первой же планерке у Лухнева он аргументировано доложил о далеко не блестящем состоянии, как он выразился, подвижного состава гаража, особо отметил недопустимый износ покрышек на большинстве машин.

Выступавшие затем руководители подразделений заметили, что

товарищ Постин несколько зациклился на технической составляющей своей деятельности и ни словом не обмолвился о живых людях, владеющих этой техникой. Другие обвиняли его в поспешности выводов, так как никто из его предшественников ни разу не выступал с подобными заявлениями. У Постина сразу же упало настроение. Он уже стал подумывать, что поспешил уйти с фабрики, где спокойно работал, и его никто ни в чем не попрекал. Платили мало, но Ида к этому уже привыкла.

Его невеселые мысли прервало выступление начальника управления. В предвидении еще большей критики настроение у Постина окончательно упало.

- Вот тут некоторые выступавшие нелицеприятно отозвались по поводу информации товарища Постина, - дошел до гаража Лухнев. - Упреки были бы уместны, если бы их адресовали Мазуру. А сейчас, только начавший работать человек, со знанием дела доложил обстановку, и это почему-то не понравилось. Он не говорил о людях. Когда бы он успел с ними познакомиться, если отпущенную неделю использовал на определение состояния техники? Видите ли Мазур никогда не жаловался. Первые годы ему не на что было жаловаться – техника новая. Потом пошли слухи о его переводе, и он вообще замолк. Для пользы дела перевод Мазура нужно было ускорить, но не от нас это зависело. По тревожной информации товарища Постина будет назначена проверка, издан приказ. Прошу отдел снабжения серьезно отнестись к заявкам гаража и обеспечить их по максимуму. Не мне объяснять, как важно не допустить сбоев из-за плохой работы транспорта.

На следующий день Постин собрал свой коллектив и доложил о результатах совещания у Лухнева. Люди были приятно удивлены: их информируют о работе высокой инстанции.

В заключение Постин сказал:

- То, что выполнение графика работ по обслуживанию строительства для нас закон, всем ясно. Выполнение поставленных задач во многом зависит от безаварийности и недопущения дорожно-транспортных происшествий. Не забывайте, что вам доверена современная техника, являющаяся не только средством передвижения, но и объектом повышенной опасности. Будьте предельно внимательны на дорогах, дорогие товарищи.

Когда «дорогие товарищи» покидали гараж, кто-то бросил:

- Называть нашу рухлядь современными машинами - явный перебор.

- Да, тут Шаляпин хватил «петуха», - послышалось в ответ.

- При чем здесь Шаляпин? – недоуменно спросил Постин у Жуковской.

- А вы не знаете? Так наши гегемоны вас прозвали.

- Этого еще не хватало, - растерянно пробормотал Постин.

- А что вы всполошились? Вполне приличное прозвище. Оно соответствует вашему зычному голосу. Вы знаете как вашего предшественника называли? Беляк. В смысле «белогвардеец».

- За что ему такая напасть?

- Чего не знаю, того не знаю.

- А не связано это с его арестом? Ведь бывают значащие клички.

- Как, например, ваша.

- Сдалась она вам.

- Не мне, Наум Моисеевич, а вашим подчиненным. Если следовать вашей логике, то молите бога, чтобы органы ассоциировали вашу кличку с голосом певца, а не с его преступной эмиграцией.

- Он эмигрировал?

- А то вы не знаете?

- Откуда мне, технарю, знать такие мелочи?

- Ничего себе мелочи. Бежит из страны ее лучший голос, а вы «мелочи».

- Пора по домам, - напомнил Постин. – Закрывайте.

До этого Мазур, а за ним Пахомов, сами закрывали гараж, теперь это поручено ей. Прежде чем напомнить Постину, что это никогда не входило в ее обязанности, решила проверить представившуюся возможность одной оставаться в гараже.

Сдав ключи в караулку, Жуковская, сокращая путь к Слободке, пошла через взлетную полосу. Она так хорошо знала схему постов охраны аэродрома, что могла пройти в любую его часть, не нарываясь на часовых. Ограда же этого военного объекта, представлявшая собой низкий заборчик из колючей проволоки напрогнивших деревянных кольях, давно уже не являлась преградой для желающих преодолеть ее.

Она шла и думала о Постине. Рьяно взялся за работу. На фоне такого усердия не только Пахомов, но и Мазур покажутся бледной копией. Стало обидно за своего бывшего шефа.

Как ни старалась Жуковская идти в ногу со своим начальником, нотрений избежать не удавалось. Одно из них возникло совсем неожиданно. Постину не представило большого труда выяснить, что у Смолина нелады со зрением. О своем открытии он сказал Жуковской. Та притворно удивилась и, чтобы «успокоить» начальника, спросила:

- Вы не находите, Наум Моисеевич, что это больше его забота, чем наша?

Заметив удивленный взгляд, пояснила:

- Медицина молчит, а он тем временем безаварийно ездит. Так пусть и ездит. С его шоферским стажем и осторожностью ничего страшного не может произойти.

- Как глубоко вы заблуждаетесь, Елена Александровна, - возразил начальник. – В народе не зря говорят: «И на старуху бывает проруха». На дороге никто не гарантирован от неприятностей. Представьте такой случай. Какой-то разгильдяй наехал на нашего безупречного Смолина. Машины вдребезги, водители травмированы. Начинают разбираться. Каждый считает себя потерпевшим. Милиция не может вынести решения. Проверяют водителей на алкоголь. Оба водителя трезвы. Но выясняют, что Смолин в очках. Проверяют его зрение и устанавливают - оно несовместимо с вождением автомобиля. Кто, по-вашему, будет признан виновным? Смолин. Если не будет убитых, отделается лишением прав и начетом, а так - суши сухари.

- Вы думаете, он этого не понимает? Понимает. Рискует из-за того, что семье кормиться надо.

- А кто ее будет кормить, если сядет?

- А останется без работы, как он ее будет кормить?

- Это лучше, чем сидеть за решеткой.

- Решетка на воде вилами писана, а голод, если уволите, - реальность

Постин удивленно посмотрел на нее.

-- Что это вы его так рьяно защищаете, Елена Александровна? – спросили он. – Надеюсь, вы в родстве не состоите.

- Надейтесь.

- Признаться, Елена Александровна, в свете последних решений партии и правительства, я мог бы не оговаривать с вами эту проблему, но, имея привычку выслушивать мнение даже случайных людей, я делаю это.

- Мне жаль вас, Наум Моисеевич, если я, по сути ваша правая рука, оказалась в числе случайных.

- Не передергивайте! Не о вас речь! Но напомню: на советском предприятии главенствует принцип единоначалия.

Тут же вспомнился Шпект. Он что-то подобное уже говорил. Добраться бы до этих единоначальников. Вслух спросила:

- И вы выбросите Смолина на улицу?

- Нет, я отправлю его завтра на медкомиссию.

Смолин, как и можно было ожидать, был лишен водительских прав, но Постин не уволил его. Он выпросил у Лухнева лишнюю единицу автослесаря, и тот остался при гараже. Вскоре Жуковская поняла, что на новой должности у Смолина открылось более широкое информационное поле.

Вот новость, связанная с водителем Каргиным. В гараже он был единственным комсомольцем, поэтому на учете состоял в ячейке управления, что придавало ему некоторый вес перед беспартийной массой водителей.

Освободившаяся после Смолина полуторка, по просьбе Каргина, была передана ему. На машине тут же были заменены покрышки и радиатор. Это вызвало удивление, а то и зависть у некоторых водителей: Смолин ездил, ничего не меняли. Стоило Каргину сесть за руль этой машины, так ему всё, как на подносе.

А вот и сама новость: «Каргин – шепнул ей как-то Смолин, - систематически калымит». Жуковская не поверила. До сих пор, если и были у кого левые рейсы, они, благодаря четкому учету расхода горючего и пробега машин, легко вскрывались. Она подняла путевки Каргина, внимательно просмотрела. Вот задание, в графе «выполнение работ» роспись заказчика. Километраж, литраж – полный ажур. Что еще надо? Откуда Смолин взял, что Каргин левачит? Слава богу, бывший шофер, всегда в гараже. Позвала.

Смолин тщательно прикрыл за собой дверь конторки, вопросительно посмотрел в сторону кабинета начальника и, уловив ободряющий кивок Жуковской, уселся у ее стола в ожидании вопросов. Ведь не чаи распивать пригласила.

- Скажите, Григорий Матвеевич, с чего вы взяли, что Каргин калымит?

- Так тут все ясно.

Увидев сомнение в глазах Жуковской, спросил:

- Не верите?

- Докажите.

- Хорошо. Попробую. Вы можете не знать, но Каргин не шофер, а летчик.

- Еще новость!

- …Летчик как? Прилетит, сбросит парашют и говорит мотористу о замеченных неполадках. Тот их и устраняет. А летчик потом, на готовенькое, прыг в кабину и снова полетел. Так и Каргин: ездить любит, а смотреть за машиной, ремонтировать – избави бог. У него с напарником всегда на эту тему скандалы были. Когда попросился на мою машину, я еще удивился: кто ж тебе ее ремонтировать будет?

- И кто же?

- Не поверите! Я и ремонтирую. Подлатался он как-то ко мне: «Дядя Гриша, посмотри, что-то кардан стучит». «А сам смотрел?» - спрашиваю. А он и не думал. Вот и послал я его куда подальше. Тогда он предложил мне деньги за осмотр кардана. С тех пор и пошло. Приехал, выложил замечания по работе машины, отдал ключи и был таков. За это каждый месяц до полусотни отваливает. Задумался я: откуда деньги у комсомольца? А тут как-то забыл в его кузове ключ на девятнадцать. Кинулся, когда он уже уехал. Я тогда пришел к вам и спросил, куда он направлен? Помните? Так вы сказали, что в Бахчисарай за цементом. Ну, думаю, хана моему ключу. Будут выгребать цемент, выгребут и ключ. Только приезжает Каргин, я к кузову, а там ключ - как лежал, так и лежит. Удивился. Еще больше удивился чистому кузову: как будто в нем воздух возили, а не цемент. Спросил у него, а он уже меня послал подальше. Вот и стал я присматриваться. К вам заходил, в его путевки косым глазом подглядывал. И увидел, что ходки на его путевках подписывает не бригадир, там какой-то, а сам прораб Корчак!

Жуковская полистала путевки Каргина, и убедилась в правдивости слов слесаря.

- Дальше что?

- А дальше - он совсем обнаглел. Приезжает как-то, а кузов весь черный. Уголь, гад, развозил. А я знаю, что камень-бут у него занаряжен. Я и спросил: «С каких это пор бут черным стал?» «Бабке одной подмогнул. А вообще, какое твое собачье дело?» Тут я и психанул. «Ладно, - говорю, - комсомолец хренов, мне не говоришь, на своем комитете расскажешь!» Испугался: «Ладно, дед, чего распетушился? Хочешь заработать?» А кто не хочет? Дал он мне пятерку за молчание и еще пятерку, чтобы кузов помыл. Вот так дело было.

- Что-то мало за молчание он вам отвалил.

- Конечно, мало! Потому с обиды и рассказал вам, как дело было.

- И как долго это продолжается?

- Да вот считайте. В марте меня спихнули в слесаря. Сейчас май.

- И ни разу не попался, – удивилась Жуковская.

- А что ему станет? Прораб ходки подписывает.

- А тому зачем это?

- Тут, Елена Александровна, не моего ума дело.

Жуковской не понадобилось много времени, чтобы убедиться: Постин и Каргин – спелись, а там и Постин с Корчаком. Прораб подписывает Каргину путевки, хотя остальным водителям это делали приемщики грузов или строители-бригадиры.

Обратила внимание и на то, что прораб стал часто посещать ее начальника. Запирались в кабинете и о чем-то шептались. Она вслушивалась, но голоса не доносились. Не сидят же молча. Значит шепчутся.

Иногда встречи происходили в каком-либо боксе. Смолин, наблюдая за этим, в сердцах как-то сказал ей, кивнув в сторону Корчака:

- Вот старый бугай - никак не успокоится!

- За что вы его так?

- А как еще называть, если он до сих пор ни одной девки мимо себя не пропустит? Что прораб может так часто обсуждать с завгаром? Определенно о бабах говорят. Домашние дела дома бы обсуждали.

- Они соседи? – спросила Жуковская.

- Ближе некуда: Корчак у него комнату снимает. Я его сам перевозил. Там первый раз и увидел Шаляпина. А потом, здрасьте, прошу любить и жаловать, я – ваш начальник. А вы знаете, почему Каргин разошелся с Клавкой?

- Он был женат?

- Еще как! Его Клавка подсобницей на стройке вкалывала. Так ею сначала Корчак попользовался, а потом все, кому не лень. Вот Каргин и развелся. Она жаловаться: честную из себя строила. Его тогда чуть из комсомола не выгнали.

- Ну и сплетник вы, Григорий Матвеевич, - сказала Жуковская, дружески хлопнув его по плечу.

- Был бы сплетником, Елена Александровна, - обидевшись, заметил Смолин, - я бы вам еще не такое рассказал. Вы бы ахнули, - заверил Смолин, - а так рассказываю самое необходимое, нужное для работы.

То, что недоговорил Смолин, Жуковская додумала сама, сопоставив между собой известные ей факты: Корчак снимает у Постина комнату. Делает ему протекцию, в результате Постин – начальник гаража. В домашней обстановке обсудили возможности левого заработка. Привлекли к этому Каргина. Далее все по плану: Смолина в слесаря, а Каргина на его место.

*****************************************

---

Комментарии: